Kherson-9

    

      Х Е Р С О Н – 9

                   и л и

             К У Р С А Н Т С К И Е

                                          П Р И К Л Ю Ч Е Н И Я

       Это случилось ранней осенью 1966 года. Скорее всего, в середине октября. Субботний вечер, я в увольнении. Но, чтобы погулять подольше, я взял увольнение на сутки. Потому, что при обычном увольнении, нужно было возвратиться в экипаж до 23.00 Командир роты, капитан-лейтенант Котов Н.Д. предупредил, что, если берешь увольнение на сутки, то, или приходи до 23.00,или уже утром.   Иначе, не видеть тебе больше увольнений.
            
В ту ночь я возвратился в экипаж около часа ночи, так как мне просто некуда было идти. Вхожу в вестибюль экипажа. А тут нужно добавить, что в экипаже было две лестницы на верхние этажи -  правое и левое крыло. Обычно, на этаже располагались две роты. И, в каждую роту был свой вход, выход. Но, никаких перегородок на этажах не было. Наша рота располагалась на втором этаже правого (если смотреть на вход в экипаж с улицы) крыла здания.

                 Так вышло, что входная дверь в вестибюль экипажа находилась ближе к левому крылу и, соответственно, к левому лестничному маршу.

                  Теперь далее. Войдя в вестибюль, вижу, что дежурный офицер-старший лейтенант, худощавый и невысокого роста, стоит справа от меня, в метрах в семи-десяти и разговаривает с каким-то курсантом. Я быстрым шагом направился в сторону лестницы левого крыла. Курсант, остановитесь! – закричал дежурный офицер. Я ускорил шаг. Он с криками, чтобы я остановился, двинулся за мной. Тогда я побежал. Слышу, он бежит за мной. Прыгая через две-три ступеньки, я взлетел на третий этаж. Вошел в коридор какой-то роты. Быстрым шагом, почти бегом проскочил коридор третьего этажа



и выбежал на площадку правого крыла. Бегом спустился на свой, второй, этаж.

                  Тут уже тихонько открыл дверь в коридор. Столик дневального по роте стоял чуть левее входной двери. Наш дневальный сидел у столика и дремал. Меня он не заметил.

Я, на цыпочках, прошел мимо него, и. также тихо зашел в свой кубрик, который находился метрах в семи от столика дневального. Сняв обувь, я, прямо в форме, влез под одеяло. На соседних кроватях все спали и не заметили, как я вошел.

                   Только минут через десять я услышал, как открылась дверь на этаж и кто-то вошел. Небольшой разговор с дневальным. Еще через минут пять- шесть  открылась дверь в кубрик, и кто-то заглянул внутрь. Но что он мог увидеть? На всех кроватях спали курсанты. Дверь закрылась. Подождав ещё немного, я разделся и спокойно заснул.
             
В декабре того же года я женился. Пришел к начальнику специальности Харламову В.Г. и прошу разрешить жить дома. А какой у тебя средний балл,- спрашивает тот. Три и шесть,- отвечаю. А школьный, какой был?- снова спрашивает. Четыре и два,- опустил я голову. Так вот,- говорит Виталий Георгиевич,- когда будет такой же, тогда и придёшь.

                 Ну, что тут делать. Мне восемнадцать лет, молодая жена. И мне пришлось разными способами выкручиваться. Вначале я, выбросив шинель в окно, раздетый выходил на улицу, обходил экипаж, одевался и шел домой. Благо это было недалеко, мы снимали жильё на Военке. А когда стало невозможно выходить из экипажа, я стал вылезать из окна туалета второго этажа, спрыгивал на крышу подвала и уходить домой.

Утром мне нужно было успеть на построение перед экипажем, чтобы вместе со всеми идти в учебный корпус.
              Иногда, я, просил старшину, и он разрешал мне убирать нашу аудиторию. Тогда я на троллейбусе ехал прямо в учебный корпус и убирал аудиторию до прихода группы. В основном, натирал паркет.


Все это длилось месяца два, до начала практики. Ну, а после практики, я уже без всяких препонов жил дома.