Funeral

Сергей Добров                       гор. Ростов-на-Дону

                                П  О  Х  О  Р  О  Н  Ы

               Я, конечно, не жалуюсь тебе. И даю разрешение на публикацию моего рассказа только с целью ознакомления лю­дей с отношениями между очень близкими родственниками. Я прожил уже немало лет, но даже и во снах не мог себе пред­ставить, что такое возможно. Слышал, конечно, что родные кидают своих родственников, но что это случится в моей се­мье, никак не ожидал. Я умышленно не называю города, где это произошло, и имен действующих лиц. Уточню только, что го­род находится в Украине.

              Тут надо  немного описать то, что происходило до по­хорон моей тещи. Которая умерла на 87 году жизни.

У тёщи осталось трое детей. Моя супруга старшая. Ее сестра младше на шесть лет, а брат на одиннадцать. Они продолжают оби­тать в городе, который находится на расстоянии пятьсот километров от моего. Супруга моя нянчила в детстве сестру свою и особенно брата. Их отец умер, когда брату было только два года, а сестре пять, мать работала в три смены и супруге приходилось смотреть за малыми.

            Мы поженились, когда супруге было 17.5 лет и она, по­нятно, покинула семью. Ну, дальше нет смысла описывать, перейдем к более близким событиям. Немного добавлю, что мы постоянно помогали сестре супруги. И дочь её жила у нас и она сама несколько месяцев жила у нас. Приезжал к нам и брат. Подарки дарили неоднократно и сестре и брату. Я имею в виду не мелочь, сувениры, а серьёзные подарки – вещи, технику. Они же старшей сестре никогда и ничего не дарили. Я вот попы­тался вспомнить, дарили ли, но не смог чего-то припомнить. Меня особенно возмутил тот факт, как, мы, приехав к тёще через день после дня рождения супруги, привезли подарки и се­стре и брату, весомые подарки. А они даже цветочек не пода­рили сестре, а день рождения то был вчера!

           Брат моей супруги, не работал двадцать два года, вплоть до смерти матери, сидел на её шее. Не  работает и сейчас, а ему уже за пятьдесят…Сестра, зная, что на пенсию матери живут двое, все равно каждый день являлась в обеден­ный перерыв, покушать. И старушка кормила ее, а куда де­нешься.  Мы же старались помочь матери, как только воз­можно. Одно время так посылали ежемесячно энную сумму денег. Но, после того, когда узнали, что все наши деньги бра­тик тратит на дорогие сигареты и кофе в недешевых кофей­нях, супруга отказалась кормить тунеядца.                            

                Последние несколько лет мы приезжали к тёще два раза в год, весной и осенью. Останавливались в гостиницах или на съём­ных квартирах. И каждый раз привозили еду, с деликатесами, на неделю и давали старушке деньги. Один раз не дали, а ку­пили шифер и покрыли крышу над квартирой тещи. А то при дождях вода лилась ей на голову и падала штукатурка и она постоянно по телефону плакала. Так она так обиделась, что не дали деньги, что сказала в серцах, - На х-й мне ваша крыша нужна!!! Потом, правда, уже по телефону благодарила… Как – то в один из приездов, она сказала, что хочет молока, а ку­пить не за что. Супруга купила самое дорогое молоко с дли­тельным сроком хранения, три пачки. И в тот же день мы уе­хали домой. По приезду супруга звонит матери и спрашивает, пьет ли та молоко. Так нечего пить, - отвечает, - твой бра­тик с сестрицей всё выпили !!!

   А теперь, ближе к телу, как говорят.

            Мы, конечно, предполагали, что у вышеописанной бра­тии, нет денег. Но мы ведь тоже пенсионеры и живем на пен­сию, других доходов нет. А по состоянию здоровья матери было ясно, что смерти надо ждать со дня на день. Супруга го­ворила об этом и сестре и брату. А они отвечали, - Да всё нор­мально, что ты там говоришь! И вот, 24 марта, сразу после семи утра звонит сестра и говорит, что мама умерла. Взяв сына, мы выехали.

Сын сел за руль и только километров за 70 до места за руль сел я. По дороге созванивались, знали, что тело забрали в морг.

                     Приезжаем, вся братия сидит в кухне и курит. Дыма полна хата. А я ещё из дому по Инету нашел квартиру посуточно, так как знал, что родичи и не подумают нас при­ютить. По предыдущим инциндентам, не хочу тут их описы­вать. Ну, что? Сразу же заявили нам, что у них денег на похо­роны нет. Тут надо добавить, что 20-го пенсию получила се­стра, а 23-го брат получил пенсию матери. И там и тут  по более 1200 гривен. То есть вчера. И говорят, что денег нет.

             На следующее утро мы взяли их в машину и поехали по инстанциям. Заказали гроб, автобус, кафе, купили всё на поми­нальный обед. Осталось купить только венки и оплатить ус­луги морга. Везде платили только мы и немного наш сын. И вот уже около трех часов дня 25 марта. Стоим, собираясь идти за венками на центральный рынок. И супруге пришло в голову, что вчера утром должна была приходить их двоюродная сестра. Она спрашивает у сестры,- А Таня вчера приходила? Та аж по­белела, - Да, приходила, - чуть ли не шепотом. И что, она ни­чего не дала? - снова спрашивает. Дала, - через силу промолвила, и замолчала. Сколько дала? - настаивает супруга. Пятьсот гри­вен(63 доллара, т.е. полпенсии моей жены), - сквозь зубы про­бормотала  её сестра. Напомню, что прошло уже больше суток, когда приходила Таня и дала деньги. Так что ж ты молчишь?- возмутилась супруга. Та что-то невразумительное пробормо­тала в ответ.  Так, - говорит супруга, - пла­тишь из этих денег за венки и оплатишь услуги морга, как раз хватит. Та промолчала. Но, как потом выяснилось, именно это её кровно обидело. Она уже считала, что это деньги её и, скорее всего, распланировала, куда их потратить. А тут облом.

                     Как потом рассказала нам Таня, сестрица первой позвонила ей, ещё до семи утра. Сообщила о смерти матери и начала рыдать, что вот денег нет на похороны и они не знают, что делать. Таня, добрый человек, сняла последние деньги с карточки и принесла ей. Что интересно, Таня тоже похоронила своих родителей, но никто и не собирался ей помо­гать…Но, как оказалось, это ещё не всё. Таню ещё раз попы­тались кинуть. Но, об этом позднее.

                      26 марта похороны. Тело покойницы привезли из морга и поставили в гробу во дворе дома.



Начали идти люди. Все давали деньги средней сестре и брату. Понятно, нас про­сто никто не знал, 45 лет мы в этом городе не жили. Но,  «сладкая парочка» и не подумала что-то отдать нам. Все ук­рали! Вот это супругу шокировало больше всего. Она до сих пор, хоть прошло уже более двух лет, не может прийти в себя,- Они же похоронные деньги украли!!!

                   

После кладбища поехали в кафе, помянули покой­ницу. Оттуда мы завезли домой среднюю сестру и её взрослую дочь. Утром 27-го марта в 07.00 приехали за «сладкой пароч­кой». Стало ясно, что они уже давно сидят и о чем-то разго­варивают или договариваются. В машину сели какие-то наду­тые. Отвезли на кладбище завтрак. На обратном пути бра­тик пытался со мной поругаться. Не получилось. Супруга только сказала, чтобы они собирали деньги на памятник, через год надо поставить. Вышли они в центре города, даже толком не попрощавшись. Для информации – на похороны мы потра­тили тысячу долларов.

                 Мы же поехали домой.

Доехали быстро, так как сын сильно гнал. Только зашли в квартиру – СМС от братика. Привожу дословно - ЗАБУДТЕ ПРАМЕНЯ И ПАМЕТНИК Я ПАСТАВЛЮ САМ МОЖЕТЕ СЮДА НЕ ПРИЕЗЖАТЬ, ЧТОБ ВЫ НЕТРТИЛИСЬ.

                 Позднее я все проанализировал и пришел к вот та­кому выводу. Так как никто ни мы, ни сын, никому из них ника­ких претензий не предъявляли, то причиной такого поведения (А сестрица тоже утроила по телефону истерику), может быть только одно – те пятьсот гривен, что дала Таня. Сест­рица так взбесилась, что  дармовые деньги уплыли из её рук, что 27-го рано утром приехала к братику и настроила его против нас.

               Девять дней и  Сороковины мы устроили у себя в городе, при­гласили всех, кто знал покойницу. Они же не поминали покойницу совсем.

               Прошло более года. Памятника нет. В конце апреля супруга звонит сестре с вопросом - Деньги есть? Или мы по­ставим сами. В ответ истерика. Вот, вы такие- сякие, все в городе говорят, что вы похоронили маму сами, а мы не дали ни копейки (А что это неправда?) Сейчас у нас денег нет, но вы не ставте, а то мы возьмём молот и разобьём ваш памятник! Мы поставим маме дорогой памятник, с вазонами, столиком и скамейкой, а вы собираетесь ставить дешевый. А я, на тот момент, уже договорился с мастерской в этом городе, мы вы­брали памятник средней цены, осталось уточнить только сроки приезда. После этой истерики, супруге стало плохо, под­нялся сахар и давление. Она перезвонила сестре и озвучила наше совместное решение, – Маму похоронили мы с нашим сыном, ни ты, ни брат, ни трое ваших взрослых детей ни дали, ни копейки! Вот теперь памятник ставьте сами!

                      В середине мая мы поехали в этот город. Навели порядок на всех могилах

родственников супруги. Но ни с сест­рой, ни с братом не встречались. И не общаемся даже по теле­фону.

                    Теперь можно рассказать о том, как хотели ки­нуть Таню, в очередной раз. 24 сентября того года исполнилось полгода со дня смерти тёщи. Надо  было входить в наследство на квартиру, больше там ловить было нечего. Мы прикинули, что нам нет смысла тратить время ,нервы и деньги и не соби­рались входить в наследство. Никаких документов не делали и никаких заявлений не писали. В наследство вошла «сладкая па­рочка». И вот прошло недели две после 24 сентября, кажется 7-го октября, и к Тане домой является младшая сестра моей супруги. И началось. Слёзы, сопли, вопли,- Вот старшая сестра такая скотина, собрала все документы и собирается с НАМИ судиться из-за квартиры. А у нас всех всё плохо, у меня, у моей дочки, у брата… И просит денег. И Таня, простая и добрая, отдает ей всю наличку своей семьи, что-то около 500 гривен. Та обещает 20-го, в пенсию, вернуть. Вечером же пришел с ра­боты муж Тани. И рассказал ей, а он юрист, как её кинули. Объяснил, в частности, что 24 сентября был последний день входа в наследство, тот кто пришел к нотариусу, тот и во­шел, а остальные пусть сосут лапу.  У него, у мужа, подошли  по времени какие-то обязательные платежи, а Таня отдала аферистке последние деньги. Скандал был неимоверный!

                    Подходит 20-е октября, никто и ничего не собира­ется отдавать! И все телефоны аферистки отключены. До­машний и мобильный. Проходит ещё месяц, та же история. Я, узнав об этом, а она сразу не сказала, стыдно было, дал ей номера мобильных дочки и внучки аферистки. И Таня поймала её по телефону. Говорит, что ей срочно нужны её деньги. Та начала снова стенать, что вот подожди ещё месяц, у неё трудности…  Но Таня настояла. На остановке маршрутки, Таня забрала свои деньги, повернулась и ушла, не оглядываясь. Та звала её несколько раз, но Таня не повернулась. И до сих пор они не общаются.

                   На данный момент прошло уже более двух лет после смерти тёщи. Недавно супруга разговаривала с двоюродной се­строй Таней. Та ходила на могилу своих родителей и зашла на могилу своей тети. По её словам и описанию могилы, туда ни­кто не ходит. Все так, как мы оставили в прошлом году в мае. И никакого памятника и близко нет…

                         Запись со слов автора и обработка Василия Пущина

Kertsh-4

            К   Е   Р   Ч   Ь   -   4

            (Практика на м/б «Ямал»,продолжение, начало в Керчь-3)

                           Тут необходимо сделать небольшое отступление. На тот момент на судне

старпомом был Светоч Александр,

человек с очень необычной, даже трагической судьбой.

С началом войны, его отец ушел на фронт. Его мать фашисты расстреляли у него на глазах.

Он попал в детский дом. В детдоме ему поставили год рождения 1936,а день рождения

ставили всем, чтобы были ближе к праздникам. После освобождения Крыма, он в Севастопо-

ле служил юнгой в военном порту. Он рассказывал, что после войны вокруг Севастополя ва-

лялось огромное количество оружия. У каждого, кто хотел, было какое-либо оружие. В том

числе и пулеметы. И вот с его оружием, кажется карабином, его друг Слава за городом, уст­роил перестрелку с ОРУДовцем (сейчас ГАИ), оба погибли. И Светоча судили и дали десять лет лагерей в 1952 году. Говорил, что в 1953 году, после смерти Сталина, вызвали, спросили: «Виновен?» Он ответил: «Нет!»  «Ну, сиди дальше». Потом,  в 1954 году освободили. Он был весь в наколках, весь! Даже на половом органе, по его словам, была выколота мушка. Севастополь тогда, и ещё долго после того, был закрытым городом, и Светоча в него не пустили. Да и в Керчи, куда он приехал, его тоже не хотели никуда брать на работу или учебу. Он набрался смелости, пошел в горком партии и секретарь  дал команду взять его на работу, а спустя не­которое время, направили на учебу. По окончании учебы, он стал работать помощником ка­питана в моррыбпорту Керчи. Когда служил в армии, в 1959 году, под Москвой, встретил сво­его отца. Отец их не искал, жил другой семьей.

                          Он сказал Саше, что родился он в 1939 году и назвал ему настоящий день рож­дения. (Получается,  что в тюрьму он сел и валил лес в 13 лет!).После армии он женился, родился сын. Он назвал его в честь погибшего друга – Слава. Но вскоре после родов его жена умерла, а теща забрала сына и не хотела его даже показывать Светочу. На момент нашей встречи, сыну его было около трех лет. Теща обвиняла Сашу в смерти дочери. Хотя, как он узнал от сестры своей жены, вся их семья знала о её болезни и о том, что ей нельзя рожать. Но ему об этом никто не сказал. У него была однокомнатная квартира в барачном доме, без удобств. Я там один раз был. Все аккуратно, чисто. С Сашей Светочем последний раз я встречался в 1969 году, на Главпочтамте Керчи. Он там был с рыженькой, небольшого роста, как и он сам, молоденькой женщиной. Он сказал, что съездил в свой детский дом и нашел её там. Женился на этой  девочке и уже есть ребенок.

Я сказал, что рад за него. Надеюсь, что в дальнейшем у него более удачно сложилась судьба, чем до нашей встречи. Кстати, всё, что он рассказал о своём друге и о себе до тюрьмы, правда. У меня есть книга о Крыме во время войны и после, где об этом случае рассказывается, правда немного в ином ключе, что понятно. Где-то летом 2008 года, я нашел в Интернете его адрес, оправил открытку, пришел ответ, что адресат умер.

                                  Так вот, по пути в Измаил, «Ямал» зашел в Севастополь, взять топли-

во и воду. Мы со Светочем поехали из Казацкой бухты в город. Он показал  мне панораму,

часовню, где похоронены адмиралы Нахимов и Корнилов, много рассказывал о городе, где

прошли его лучшие годы. 

                                 Пройдя через Черное море, вошли в Дунай. Я ведь на Дуная уже был

(см. «Свидание»), но входили мы и выходили через Сулинское гирло (Румыния). А тут мы

вошли на нашей территории, немного прошли и остановились в порту Килия. Город Килия,

тогда называлась «Советская Венеция»,в нем, как и в настоящей Венеции, по каналам пе-

редвигаются на лодках. На этом все подобие и кончается. Маленький, захолустный городок.

В Килие мы простояли немного, и пошли далее в Измаил. Шли не спеша, так как река есть

река, никто по ней раньше не плавал. Изучали карту  и шли потихоньку. Все кончилось хо­рошо. В Измаиле стояли двое суток.


Сходили в город, выпили местного дешевого вина. Взяли на буксир два понтона и двинулись в обратный путь. На обратном пути никаких происшест-

вий не было. Отвели понтоны в затон и вернулись к своим повседневным обязанностям.

                         Вскоре нас поставили на линию Сольпром-Рыбокомбинат. Взяли мы на буксир

баржу и пошли по Азовскому морю к Арабатской стрелке. В самом конце Арабатской стрелки на стыке с Крымским полуостровом, на Сиваше, находится Сольпром (солевой про­мысел),

где естественным образом (выпариванием) добывают соль. Вот в Сольпроме баржу загружали солью и мы вели её в Керченский рыбокомбинат, где она выгружалась.

                  


      На стоянке в Сольпроме, со мной произошел несчастный случай. Баржа

стояла у причала, буксир был пришвартован лагом (бортом) к барже. Шлюпочная палуба

буксира была чуть ниже, чем фальшборт баржи. Я несколько раз туда и обратно прыгал.(19 лет, пацан ещё!) В очередной раз, я хотел перейти с борта баржи на буксир. И, что потом случилось, в памяти не осталось. Очнулся я на главной палубе буксира. Я сразу вскочил, вошел в надстройку и прошел в столовую. Прибежал боцман, кокша (повар) и ещё несколько человек. Кокша достала аптечку, чтобы смазать мне ссадины. Вдруг ноги у меня подламываются, голова закружилась, и я начал падать. Меня подхватили и положили на диван. Как я падал с борта баржи, видел боцман. Он ска­зал, что моя голова упала в двух сантиметрах от бронзовой трубки для приема топлива. Она торчала из палубы на 10 сантиметров. Мне дали понюхать нашатыря, помазали ссадины.
                  Болели правая нога и рука. До Рыбокомбината я лежал, оттуда на автобусе поехал в больницу. Как ни странно переломов не было. Неделю я пролежал в больнице. Потом выпи-

сали. Но больничного мне не дали. Врач сказал, что даст больничный только тогда, когда я

принесу акт формы Н-1.У меня, конечно, еще болели и рука и нога. Попав на буксир, я сказал

Светочу об акте. Он ответил, что если он напишет акт, то оплачивать больничный мне

придется ему, а причем здесь он, если я любитель летать. Он сказал, что поставил мне ра-

бочие дни. На этом всё и кончилось.

                                Но рука и нога у меня продолжали болеть. А приходилось стоять вахту

на руле. Вахта – четыре часа. На буксире (то есть на буксирном тросе, за кормой буксира) – баржа. Ночь, с 00.00 до 04.00.Василий Васильевич пьяный спит на палубе  мостика. Страшно болит нога. Я поворачиваю руль в море, потом  резко назад и, пока судно возвращается, сижу на скамейке. И так несколько раз.

                           

   Те понтоны, которые мы притащили из Измаила, соединили вместе, поста-

вили на них две буровые вышки. Когда мне оставалось до конца практики недели две, мы взяв

на буксир эти буровые, вышли в Азовское море искать газ. На «Ямал» пришел другой капитан,

алкаш ещё тот. Что они устраивали напару с Вас. Вас. – мир не видел. Как-то нажрались

и начали дергать сирену, гудели больше часа. Потом, по жалобе буровиков, их обоих выгнали,

но это было сразу после моего отъезда домой.

                               Вся эта работа проделывалась так - Вначале буровики выбирали по карте

место, где они хотели бурить. Затем платформу выводили буксиром на это место и ста-

вили на 4 якоря. Они начинали работать, а мы становились на якорь и ждали новых ука-

заний.

                  

           Однажды, при постановке платформы на якоря, произошел такой случай.

Якоря были подняты и троса лежали на кнехтах. Чтобы опустить якорь, нужно было

снять несколько восьмерок с кнехтов, ослабить трос и под свом весом якорь шел вниз,

на грунт. Я как раз и ослаблял троса на кнехтах. Трос был толщиной 6-8 мм. Три якоря уш-

ли на дно, а четвертый не пошел. Я подскочил к кнехтам, чтобы ослабить больше трос,

в это время якорь пошел вниз и мою правую ногу захлестнуло тросом вплоть до паха. Спа-

 сибо большое боцману, Иван Ивановичу, он не растерялся и сразу кинулся и застопорил

трос. Иначе, я остался бы без ноги. А так все кончилось хорошо.

                              Вскоре мы зачем-то пришли в Керчь и я, воспользовавшись моментом,

рассчитался, попрощался со всеми и уехал в Херсон. Уже много позже, работая помощником

капитана, я узнал, что газ все-таки нашли.

05.04.2006 12:55

27.01.2009 7:34

Kertsh - 3

                           

  К   Е   Р   Ч   Ь -   3


                                        или


                                П    Р    А    К    Т    И    К    А

       н а       м/б  « Я    М    А    Л»


               По до сих пор неизвестным мне причинам, визу – допуск за границу мне не открывали до 1968 года Практику 1966 года я провел на т/х «Павлодар» практикантом в каботаже.


То есть денег, кроме стипендии -6 рублей, я не получал. Но, в 1966 году практика длилась всего два месяца, а в 1967 году нам предстояла полугодичная практика. И мне совсем не улыбалось полгода сидеть практикантом в каботаже.
                            Таких, как я было ещё несколько человек. И мы, договорившись, решили поехать в Керчь, попытаться там устроиться на работу в порту. Корочки матросов первого класса у нас уже были, к тому времени. В училище нам не препятствовали, и мы двинулись в свободное плавание.
                            Тут нет смысла описывать все наши приключения в Керчи. Где-то через неделю, после приезда, нас приняли на работу в Керченский рыбный порт и распределили по разным судам. Я попал на м/б «Ямал», а мои сотоварищи на производственный рефрижератор(Грузовой рефрижератор, собиравший рыбу с сейнеров в море).
                 

           Морской буксир «Ямал» принадлежал Керченскому рыбному порту и

использовался на различных работах по своему профилю в порту, затоне, Азовском и Черном морях. Это был небольшой буксир малой мощности, немецкой постройки. Вход в надст-

ройку находился с левого борта на главной палубе.

С правого борта тоже можно было войти,

но идти нужно было через столовую. Рядом со столовой находился камбуз и вход в машин-

ное отделение. На нижней палубе находился большой общий кубрик и несколько кают.

В кубрике спали и мужчины и женщины, если таковы были. Некоторое время коком была

женщина, потом пришел мужчина. В кубрике было восемь или десять мест, уже точно

не помню. Кубрик находился в носовой части буксира. Со шлюпочной палубы можно было

войти с обоих бортов в рулевую рубку, а также обойти надстройку по кругу. В рулевой рубке

кроме огромного штурвала, был телеграф, маленький штурманский столик, скамейка на

полтора человека и маленький локатор, только я не помню, чтобы он работал. У штурвала

можно было стоять только на специальной подставке, т.к. палуба шла с уклоном на корму,

градусов  25 – 30.

                               Работа матроса на буксире была не очень тяжелая. На стоянке – вахта

по 6 часов, с 0800 до 1400 и так далее. На ходу, если далекий рейс, ходовые вахты, т.е. по 4

часа, через 8.Ну ещё швартовки, отшвартовки, но т.к. буксир маленький, то подавалось

максимум 3 конца. Если же что-либо буксировали, но вахтенному необходимо было следить

за буксирным тросом. Сиди и смотри.

                               В то время моррыбпорт находился в центре города Керчь, прямо напро-

тив гостиницы « Керчь», много времени спустя там был морской вокзал. Сейчас не знаю

что там  - очень давно не был. Прямо через улицу против гостиницы было что-то вроде

сквера. Справа в углу находилось кафе, кличка которого была «Рваные паруса». Кличка от

того, что тенты над столиками всегда были рваные и ветер рвал их всё больше. Через

забор от кафе находилась главная диспетчерская порта. Против кафе был построен дере-

вяный причал, у которого были ошвартованы буксиры и, частично, сейнера. Контингент

кадров в порту был ещё тот. Я думаю, не менее половины уголовного контингента Керчи

работало в порту. Платили мне, как и всем матросам 100 рублей. Уж не помню, были ли

премии. Один раз я ездил в Херсон. Также один раз супруга приезжала ко мне, так нам вы-

делили отдельную каюту. Это было на Первомайские праздники.

                                Досуг был однообразным – поход в город, благо всё рядом. Центральная

улица – Ленина, тогда была пешеходной, вечером всегда полно народа. Несколько раз прошлись по Ленина туда и обратно, выпили по стакану вина и домой на буксир.

 Иногда ходил в кино. Пару раз были на танцах.  Интересно было на день Победы. 8 мая,

вечером начиналось факельное шествие. Из порта было видно, как огненная змейка подни-

малась на гору Митридат, окружала обелиск и Вечный огонь, а затем, видно по команде,

рассыпалась по всему верху горы. И горела вся гора!

Ну, а 9 –го мая с 6 утра на Митридате

люди начинали занимать места. Семьями приносили еду, выпивку и праздновали День По-

беды. Даже у нас на буксире был слышен гул, доносящийся с Митридата. В этот день, как

и на день Рыбака, милиция Керчи пьяных не трогала.

Ведь во время войны в окрестностях

Керчи погибло два наших десанта. А сколько людей погибло в Аджимушкайских каменолом-

нях? Ведь на то время прошло только 22 года после войны, были ещё живы многие люди,

все это пережившие. У нас был старший помощник, очень много времени просидевший в концлагере Бухенвальд.

                               В описываемое время пьянство на наших предприятиях достигло кри-

тического уровня. В Керченском моррыбпорту пьянство было ещё больше, чем где-либо.

Главный диспетчер Прокус был законченным алкоголиком. Трезвым я его практически не ви­дел никогда. «Рваные паруса» никогда не пустовали. В связи с этим, расскажу один слу-

чай, происшедший весной описываемого года.

                                Я и Витя Меньшиков, тоже матрос, пошли в город в баню. У нас был

выходной.  После бани вернулись на буксир, т.к. идти более было некуда, Мы планировали

позднее выйти в город погулять. На вахте стоял боцман. Вахтенный помощник -2-й пом.

капитана, мой полный тезка, Василий Васильевич, был уже хорошо пьян. Из команды ма-

шинного отделения был только моторист Слава. Кроме помощника, все были трезвые.

Только мы зашли на судно, поступает команда срочно сниматься. Оказывается сел на

мель производственный рефрижератор «Ван Гог» и надо идти его снимать. На ПР. «Ван

Гог» капитаном был знаменитый Соляник. Буквально года за два до этого прогремел скан-

дал с его участием. Он  работал капитан – директором китобойной флотилии «Советс-

кая Украина», был Героем Соц. труда и т.д. После скандала, нет смысла его описывать, его

сняли и кинули капитаном на ПР. «Ван Гог». По чьей вине судно село на мель, я, честно го-

воря, не знаю, да это и не важно. Мы сидим на корме и наблюдаем, что же будет дальше.

Судно отошло от причала и тут с мостика спускается боцман и говорит, что с пьяным

помощником он стоять на руле не будет. А судно уже идет. Я поднялся в рулевую рубку и

стал у руля. Такой катавасии я ни до этого, ни после никогда не видел. Помощник командовал

мне:  «Войди в подходной канал». Я вхожу в канал и держу курс посередине канала. Через

минуту: «Выходи из канала, держи прямо на ПР.». И так несколько раз. Ручки машинного

телеграфа были горячими. Подошли к ПР., полчаса  маневрировали, пока завели буксир. Да

ещё к нам подошел  м/б «Сумы» и с него к нам перелез пьяный  «в дым» главный диспетчер

порта Прокус. Тут уже и я не выдержал и бросил штурвал. За руль стал 2-й помощник.

Один алкаш командует, другой алкаш рулюет. Не удивительно, что через минут десять

после моего ухода с мостика, мы намотали буксирный конец на винт. Нас оттянули в порт,

поставили к причалу, а на следующий день водолазы снимали конец с винта. Я потом спросил

Славу моториста, как он успевал реагировать машиной на все команды телеграфа. Он отве-

тил, что большую часть из поступивших команд он пропустил, так как их просто невозможно было выполнить.

                            Вскоре после этого случая нам поступила команда идти в Измаил, взять

там на буксир два понтона и привести их в Керчь. Для такого маленького буксира это

было серьёзным испытанием.

 

                Продолжение в Керчь-4

Sailor's wife

                                                                          Mariupol-city










                                      Ж Е Н А

                                М О Р Я К А

               Первое происшествие с моей супругой произошло 31 декабря 1969 года. Я тогда работал четвертым помощником капитана  т/х «Дебальцево».

                    Мы тогда стояли на  линии Жданов- Александрия (Египет), возили уголь.

Стоянки в Жданове были короткими, На судно ставили четыре – пять кранов, и загружали за восемь-десять часов.

С учетом всех задержек, максимальная стоянка была четырнадцать – пятнадцать часов. И, понятно, не было смысла вызывать жен, живущих не в Жданове. Я тоже свою жену не вызывал, хотя и сообщал ей о приходе.

                   В тот день мы пришли в Жданов сразу после шести утра. И я целый день бегал по различным инстанциям. Оформлял приход, отход, были проблемы у некоторых членов команды с санитарными паспортами и с паспортами моряка и так далее. А мороз в тот день был около тридцати градусов. У меня же шапки не было, а была кепка-деголевка. В общем, я отморозил себе левое ухо. Рецидивы есть до сих пор.

          

       На 20.00 назначили отход. Прибыли власти-пограничники, таможенники, санврачи. У трапа стоял пограничник и никого не пускал ни на судно, ни с судна. Но власти не могли начать работу, опаздывал радист Володя Бороденко.  И вдруг, мне говорят, что у трапа стоит твоя жена. Я был в шоке, я ж её не вызывал. Бегу к трапу – точно супруга. Попросил пограничника - пропустили на судно.

                 Зашла  в каюту, выложила все, что привезла. Она ж думала, что мы Новый год встретим вместе. Успела она только переодеться. Прибежал вахтенный – радист на борту, начинает работать комиссия. И через минут сорок мы снялись в рейс.

                 По рассказу супруги, автобус, который вёз её из Ростова в Жданов,

поломался между Ростовом и Таганрогом в степи. Сами водители не смогли устранить поломку. Встречным автобусом передали об этом в Ростов. А пассажиры более четырех часов, на морозе, ждали, когда придет дополнительный  автобус. Вот поэтому-то она и опоздала и пришла к самому отходу судна.

                Грузили нас на 13 причале порта. До морвокзала оттуда около километра. Супруга пришла на морвокзал около 22.00.Комната матери и ребенка была свободна.

По её словам, она поплакала, поплакала и заснула. А наутро поехала в Ростов, а оттуда в Ейск.

               О следующим  происшествии с супругой, я немного рассказывал в очерке о Поти. Тут же расскажу более подробно.

                   Это было, скорее всего, в июле 1971 года. О  приходе п./х «Пролетарск»

в Поти я сообщил супруге, как обычно.

Но в Грузию, в Поти и Батуми жены моряков никогда не приезжали. Это довольно далеко и непросто. Я сообщил жене о приходе, но даже ив страшных снах не мог себе представить, что она с маленьким ребенком, а сыну было всего около четырех месяцев, решиться ехать в Поти.

                  А мы тогда жили  у моих родителей в Ейске. И супруга что-то там не поделила с моими родителями и решила ехать ко мне на судно. А судно пришло в Поти на сутки раньше, указанного мною срока. И я, не думая, что супруга рванет в Поти, не стал корректировать срок прихода. Радиограмма о том, что она едет в Поти, пришла, когда мы уже заходили в порт.

             

   Ну, и что делать? Иду в Трансфлот (Была тогда такая служба, которая обслуживала советские суда. Выполняла все запросы моряков. Иностранные суда обслуживал, тогда, Инфлот). Говорят, что таковой ещё не было. Спрашиваю, где она может быть? Говорят, что есть небольшой шанс, что она сидит на узловой станции Цхакая, ждет электричку на Поти.

                 Нанимаю такси, еду в Цхакая. Часа два в одну сторону. В Цхакая никого нет и не было, ответили работники вокзала. Возращаюсь в Поти. Снова иду в Трансфлот и прошу оказать помощь моей жене, которая должна скоро приехать. Сказали, что всё сделают, не волнуйтесь. Где-то в 21.00 мы снялись на Жданов.

                Дале рассказ супруги. Из Ейска она электричкой доехала до Краснодара, где пересела на поезд Краснодар-Батуми. Говорит, что пошла в вагон-ресторан и попросила сварить манную кашу. Повара очень удивились, но сварили. Доехала до Цхакая и пересела на электричку до Поти.

Приехала в Поти, добралась до порта – а судно ещё вчера снялось на Жданов. Идёт в Трансфлот.

                А там, говорят, что мы вас уже ждем, ваш муж предупредил. Дали ей комнату с водой. Она постирала целый чемодан мокрых пеленок и повесила сушить. Работники Трансфлота накормили её и спросили, нужны ли ей деньги. Деньги у неё были. К 16.00 её на машине доставили в аэропорт и посадили на самолёт до Сухуми. Нашли из пассажиров мужчину средних лет и попросили его помочь супруге. Он согласился, в таких случаях, в Грузии, не отказываются.

             

В Сухуми, в аэропорту, сопровождающий  помог супруге с билетами на Донецк и перепоручил её другому мужчине-грузину, тоже летевшему в Донецк.


Тот так хорошо исполнял свои обязанности, что, по словам, супруги, все вокруг думали, что он её муж.

В Донецке сопровождающий, как и предыдущий, помог супруге с билетами до Жданова и снова перепоручил её следующему грузину, летевшему уже в Жданов.

Тот сопровождал её до такси.

              На такси супруга приехала к морвокзалу и поселилась в уже знакомую ей комнату матери и ребенка. И ждала ещё сутки, пока  п/х «Пролетарск»

придет в Ждановский порт.

          

   Я был очень удивлен, когда увидел на причале свою жену с сыном.

             Ещё одно небольшое происшествие произошло в конце зимы 1973 года. Я работал третьим помощником капитана на п/х  «Липецк»

и мы пришли в Керченский порт. Естественно, из Херсона, где мы тогда жили, приехала и супруга с сыном. Сыну не было ещё и двух лет. Побыв у меня, супруга с вещами, которые я привез, собралась улетать в Херсон.

Я их проводил в аэропорт и посадил в самолет ЯК-40.

              Супруга телеграммой сообщила в Херсон своей маме, когда прилетает и попросила встретить. Так как у неё было очень много вещей. Только я привез два больших венецианских сервиза и две больших сумки различного товара. А ведь была ещё сумка с её  и сына личными вещами.

              Летим, рассказывает жена.

И вдруг сообщают, что Херсон не принимает по погодным условиям и самолет садится в Симферополе. Сели в Симферополе.

Почти все вышли, а супруга сидит и не знает что делать. Сын в шубе ходить практически не может. И куча вещей. Тут из хвоста салона идут последние пассажиры - два молодых мужчины. Увидели, что она сидит, и спрашивают, в чем дело? Она и отвечает, что не может выйти. Тогда они взяли её вещи и помогли добраться до аэровокзала. И помогали ей  по мере возможности. Смотрели за ребенком, когда ей надо было в туалет и пр. А когда объявили перерегистрацию билетов, то взяли билет у супруги и всё оформили.  И помогли сесть во все тот же самолет.

            А в аэропорту Херсона

супругу с сыном встречала её мама с мужем. Которые, не имея, практически, никакой информации об этом самолете, упорно ждали её с аэропорту.