пятница, 26 сентября 2014 г.

Eysk-12 or home life


                                                                                          Mariupol-city








                      Е  Й  С  К – 1 2


                               и л и


                     Домашний быт



           Расскажу здесь, в  каких условиях жила наша семья в моем родном доме в пятидесятых и начале шестидесятых годах прошлого века.
             О том, как был построен наш дом, я рассказывал в более ранних очерках. Сразу же был вырыт погреб. Вначале вход в погреб был в сенях, т.е. внутри дома. Но потом батя заложил этот вход и сделал вход в погреб со двора. Погреб был глубиной более двух метров. И в нем хранились продукты, он был вместо холодильника.

             Я уже рассказывал ранее, что водопроводная воды в Ейске была непригодна для питья, в ней было очень много сероводорода, она воняла тухлыми яйцами. Да и до водоразборной колонки надо было идти метров 25,до угла переулка. Пили мы из своего колодца, о котором тоже я уже рассказывал. А вот для стирки собиралась дождевая вода. Сначала стояли бочки, в которые с крыши стекала вода.

Брат возле бочки с дождевой водой


                    А потом, в семидесятых годах батя построил так называемый бассейн. Выкопал яму, глубиной метров десять и забетонировал ее. Сделал в неё сток с крыши дома с фильтрами.
   


         В огороде выращивали все необходимые овощи. Картошку, свеклу, морковь, лук и необходимую зелень. А вот такого как малина или клубника не было. Малину я попробовал где-то в седьмом классе, когда пошли её собирать в совхоз. А клубнику так ещё позднее. Ну, а экзотические фрукты, как апельсины, лимоны и мандарины иногда покупались. На зиму мама делала закатку. Закатывались помидоры, огурцы, виноград, яблоки и прочее.

           Как и все тогда в округе, родители держали курей, индюков, гусей, уток.





  Вначале мама садила квочку. А потом, когда стал работать инкубатор, брала цыплят уже оттуда. Помню цыплят  садили сначала в сито. А потом уже в большую емкость. И, конечно, откармливали свиней.

Вот, стоит перед глазами – отец и резчик идут резать кабана, он орет благим матом. А мама хватает меня, бежит в спальню и в углу между кроватью и стеной накрывает голову,  чем либо, чтоб не слышать визг кабана. Который, обычно, чувствует, что его будут убивать.

     


                    А резать кабанов отец всегда приглашал одного и того же, Каменского. Это был сын друга Ивана Поддубного. Иван Поддубный последние годы жил в Ейске и умер там же. Похоронен в парке, который носит его имя. Кому интересно посмотрите статью об Иване Максимовиче Поддубном в Википедии, интересно и довольно полно. Музей Поддубного сейчас в парке. А раньше было отделение в местном краеведческом музее. Я там бывал неоднократно и все видел.







        Так вот, друг Поддубного, Каменский, был кузнецом и очень сильным человеком. Сын его рассказывал нам, что его сестра сильнее его. Потому, что их отец с раннего детства приучал их к тяжестям. Даже в люльке игрушки были с утяжелением.
        Обычно, после того как кабан был зарезан и разделан, мама готовила жаркое из свежайшего мяса, и накрывался стол. Естественно с бутылкой водки. Вот тут-то Каменский  и рассказывал о своем отце и его друге Иване Поддубном…
         А мама моя даже курей резать боялась. Их резал отец или я, когда подрос. Вот помню, как я пас овечку, которую тоже откармливали. Вот только не могу вспомнить, как её резали.
           Отец мой любил голубей и разводил их до самой смерти.




Вначале он их выпускал и гонял, как и все вокруг. Но потом перестал выпускать, потому, что воровали. Были ловкачи, которые выпускали свою опытную стаю и та захватывала чужих голубей. Их ловили и в суп или на жаркое. Вот помню, как супруга привезла мне на т/х «Дебальцево» голубей, приготовленных мамой в остром соусе. Так мои гости, а мы отмечали Новый, 1970 год, не могли нахвалиться…
            Виноградными кустами, вначале у нас было засажено половину огорода.

Было рядов пять. Помню, были сорта-Столовый, Плавай, Душистый, Дамский пальчик. Но виноград был укрывной, т.е. боялся морозов. На зиму прикапывался, а весной откапывался. И только уже в семидесятых годах батя заменил его на морозостойкий. Но, к тому времени, осталось только два ряда.

           Еда у нас была неприхотливой, я уже рассказывал. Но в те времена был дефицит хлеба. Хорошо помню, как мама поднимала меня в три часа ночи, и мы шли к хлебному магазину возле консервного завода (около километра) и занимали очередь. Пересчитывали несколько раз. Если не попал на пересчет, то из очереди выпадал. Хорошо помню, как ходил к молочному заводу за пахтой. Очередь была на квартал. Пахту использовали вместо молока.
          Все лето и в городе и в селе у дедушки с бабушкой я бегал босиком. У меня, конечно, были какие-то сандалии, но я предпочитал босиком. Вот иллюстрация.

         Мама тогда работала в санитарной части при училище летчиков. И я пришел к ней на работу. Хотя это было и неблизко. Около трех километров от нашего дома. Надо было пройти четыре квартала по улице Чапаева, пустырь перед городской больницей, что больше квартала, саму больницу, парк им. Поддубного и пустырь перед санчастью. Парк тогда был сильно заросший и малолюдный, да и пустыри также. А в больнице надо было идти мимо морга, где были соответствующие запахи. Немного было страшновато.
          Мама тогда работала в зубном кабинете санчасти. Врачом была Марта Захаровна Затыкян. Мама дружила с ней до самой смерти. У меня было что-то с зубами. Посадили в кресло. Марта Захаровна говорит, - Открой рот. Если будет больно поднимешь руку. Я открыл рот. Но только Марта Захаровна поднесла к моему рту ложку, я сразу поднял руку… Они вспоминали этот случай со смехом  через много лет.
          А на море или лиман вообще ходил только в одних трусах. И это через весь город. И никто не удивлялся и не делал замечаний.


          Как я уже упоминал, разносолов у нас не бывало. Самая обычная еда – кусок хлеба, намазанный сливочным маслом. Играем с пацанами в своем переулке. Захотелось кушать. Пошел, намазал хлеб маслом, чуток соли и на улицу. Но тут надо было успеть крикнуть, - Сорок один, ем один. Ибо, если кто-то  крикнул,- Сорок два, то приходилось делиться…