Mariupol-city
К Е Р Ч Ь - 5
и л и
М О Р С К О Й Р Ы Б Н Ы Й П О Р Т
Как я уже упоминал ранее, я с 1964 по 1968 годы обучался в Херсонском Мореходном училище ММФ.
После каждого года обучения мы должны были проходить плавательскую практику на судах. Весной 1965 годы мы практиковались на УПС «Товарищ». А вот с 1966 года мы должны были практиковаться на грузовых судах ММФ для этого у нас должны были быть открыты визы для посещения иностранных портов.
Те, у которых визы были открыты, пошли практикантами или матросами, если повезет, на суда загранплавания. А остальных, невизированных, распихали, пачками, по каботажным судам. Так я, сотоварищи, проходил практику на пароходе «Павлодар», весной 1966 года.
Если курсант был практикантом на судах загранплавания, то он получал полставки матроса второго класса в инвалюте. Это только за время нахождения в загранрейсе. Рублями не получал ничего, кроме своей курсантской стипендии, в училище, 6 рублей в месяц. А вот в каботаже курсанты получали только стипендию и все. Ну и кормили на судне, конечно. Да и рабочую одежду давали, старую.
Как до меня дошло, современем, визу мне не открывали из-за родственников за границей. На тот момент был жив ещё дядя по отцу и тетя во Франции, и тетя где-то в Америке. Я их никогда не видел, они эмигрировали ещё в начале двадцатых. Но мой отец каким-то образом нашел «французов» и какое-то время переписывался. Вот поэтому-то КГБ и не давало мне визу. Я же всего этого не знал и всё принимал как есть. Ну, нет визы, так и нет. Не я один такой…
Практика 1966 года была короткой, всего два месяца, так что мы не особенно страдали. А вот следующая практика 1967 года должна была быть длинной – полгода. И мне совсем не улыбалось полгода жить без копейки денег. И я начал вести поиски выхода из создавшейся ситуации. И нашел. С нами учился Иван Котялевский. К весне 1967 года его уже отчислили из училища, по какой-то причине. Я с ним разговорился и он рассказал, что в Керчи есть два порта. Один морской, относящийся к Министерству Морского Флота и Азовскому Пароходству и рыбный, относящийся к Керченскому Управлению Океанического Рыболовства (КУОР). Так что мы могли попытаться устроиться в любой из этих портов, тем более, что корочки матросов 1 класса уже, к тому времени, были. Руководство судоводительского факультета училища было не против. Главное, чтобы мы привезли отчёты о практике. Ну и справки, что мы работали, а не гуляли.
К нам присоединился Саша Вдовиченко, тоже невизированный, и мы втроем, кажется в феврале 1967 года, поехали на свой страх и риск в Керчь. Напомню, что мне, на тот момент, было чуть более 18 лет. Но, как ни странно, хватило ума организовать эту поездку на практику. Приехали и остановились в Доме Колхозника, который тогда находился возле Центрального рынка Керчи. Вот сейчас стоит перед глазами - огромная комната в Доме колхозника и коек десять в ней. А мы собрались поужинать. Но так как никаких столовых приборов мы с собой не взяли, даже ножа не было, то приходилось включать смекалку. Мы купили круглую булку хлеба, руками оторвали дно, получилась как бы тарелка. А мне с собой тёща дала литровую банку тушеного мяса. Вот это мясо мы и вывалили в это подобие тарелки и руками поели.
Переночевали, а утром пошли в отдел кадров морского рыбного порта. Там посмотрели наши бумаги и сказали, что возьмут. Только надо немного подождать, пока нам подберут суда для работы. Мы же попросили нас, куда нибудь поселить, а то в гостиницах для нас дороговато. Общежития у нас нет, - отвечают, - если хотите, то можете пожить на барже, она стоит в затоне. Мы, конечно, согласились.
А в то время затон только начинали строить. Вырыли огромную яму для порта и, незадолго до нашего приезда соединили её с морем. В одном углу началось строительство причала. А баржа наша стояла в самом дальнем углу. На берегу был забит металлический штырь и к нему тросиком была привязана баржа. На берег была положена самодельная сходня (несколько досок сбитых вместе). На барже была каюта на четыре койки, и было тепло. Уж не помню, как обогревалась баржа.
В каюте жил один человек. Он рассказал нам, что ждёт визу на Дальний Восток на рыбацкие суда. А до этого работал следователем в женских и подростковых исправительных лагерях. Он попал туда по распределению после окончания института. И такого там насмотрелся, что после того, как отработал обязательных три года, рассчитался и решил ехать на Дальний Восток.
Жили мы на этой барже дня четыре. А потом нас распределили. Я попал матросом на морской буксир «Ямал»,
а остальные на рефрижераторное судно, которое забирало рыбу в море с сейнеров и возило на рыбзавод. Брало оно 40 тонн груза.
Там, конечно, команде доставалось больше, чем мне на буксире. Надо было, и грузить и выгружать ящики с рыбой. Ну, а матрос на буксире, в основном, стоит вахту. Если на ходу, то у штурвала, а на стоянке – охраняет судно. Ну, там помыть палубу или что-то подкрасить, это ж святое дело!
Помню я один раз ходил на рефрижератор встретиться с товарищами, и более их не видел. Ваня Котялевский осел в Керчи, женился. Был даже где-то его телефон. Саня Вдовиченко вместе со мной окончил мореходку. А вот дальнейшую его судьбу выяснить не удалось. Будто-бы живет где-то в Днепропетровской области.
О моей работе на буксире можно прочитать в рассказе «Практика на м/б «Ямал». Немного добавлю о конце моей работы на буксире. Я рассказывал, что капитан буксира в августе того года не просыхал от пьянок. И у меня с ним были довольно натянутые отношения. Понятно, что отчет о практике нести ему на подпись было бесполезно. Написал бы всякую гадость. Когда я уходил, он даже спросил меня, а где же отчет. Я ответил, что он мне не нужен. Так вот чего ты такой борзый! - сказал капитан заплетающимся языком…
Но отчет то все равно надо было написать. В училище требовали. Вряд ли его кто-то читал, но для отчетности нужно. И я его написал. А потом стал вопрос, что надо подпись и печать. И что делать? И тут я вспомнил, что суда керченского моррыбпорта ремонтируются на Херсонском судоремонтном заводе им. Коминтерна.
Еду туда. И тут мне снова повезло. На ремонте стоит буксир «Сумы», точно такой же, как и «Ямал». А старпомом на нем Саша Светоч!
Мой хороший товарищ. (О нем смотрите в более ранних рассказах. Светлая ему ПАМЯТЬ! Хороший был человек с очень трагической судьбой!) Так он мне подписал отчет и поставил печать. Претензий в училище не было…
К Е Р Ч Ь - 5
и л и
М О Р С К О Й Р Ы Б Н Ы Й П О Р Т
Как я уже упоминал ранее, я с 1964 по 1968 годы обучался в Херсонском Мореходном училище ММФ.
После каждого года обучения мы должны были проходить плавательскую практику на судах. Весной 1965 годы мы практиковались на УПС «Товарищ». А вот с 1966 года мы должны были практиковаться на грузовых судах ММФ для этого у нас должны были быть открыты визы для посещения иностранных портов.
Те, у которых визы были открыты, пошли практикантами или матросами, если повезет, на суда загранплавания. А остальных, невизированных, распихали, пачками, по каботажным судам. Так я, сотоварищи, проходил практику на пароходе «Павлодар», весной 1966 года.
Если курсант был практикантом на судах загранплавания, то он получал полставки матроса второго класса в инвалюте. Это только за время нахождения в загранрейсе. Рублями не получал ничего, кроме своей курсантской стипендии, в училище, 6 рублей в месяц. А вот в каботаже курсанты получали только стипендию и все. Ну и кормили на судне, конечно. Да и рабочую одежду давали, старую.
Как до меня дошло, современем, визу мне не открывали из-за родственников за границей. На тот момент был жив ещё дядя по отцу и тетя во Франции, и тетя где-то в Америке. Я их никогда не видел, они эмигрировали ещё в начале двадцатых. Но мой отец каким-то образом нашел «французов» и какое-то время переписывался. Вот поэтому-то КГБ и не давало мне визу. Я же всего этого не знал и всё принимал как есть. Ну, нет визы, так и нет. Не я один такой…
Практика 1966 года была короткой, всего два месяца, так что мы не особенно страдали. А вот следующая практика 1967 года должна была быть длинной – полгода. И мне совсем не улыбалось полгода жить без копейки денег. И я начал вести поиски выхода из создавшейся ситуации. И нашел. С нами учился Иван Котялевский. К весне 1967 года его уже отчислили из училища, по какой-то причине. Я с ним разговорился и он рассказал, что в Керчи есть два порта. Один морской, относящийся к Министерству Морского Флота и Азовскому Пароходству и рыбный, относящийся к Керченскому Управлению Океанического Рыболовства (КУОР). Так что мы могли попытаться устроиться в любой из этих портов, тем более, что корочки матросов 1 класса уже, к тому времени, были. Руководство судоводительского факультета училища было не против. Главное, чтобы мы привезли отчёты о практике. Ну и справки, что мы работали, а не гуляли.
К нам присоединился Саша Вдовиченко, тоже невизированный, и мы втроем, кажется в феврале 1967 года, поехали на свой страх и риск в Керчь. Напомню, что мне, на тот момент, было чуть более 18 лет. Но, как ни странно, хватило ума организовать эту поездку на практику. Приехали и остановились в Доме Колхозника, который тогда находился возле Центрального рынка Керчи. Вот сейчас стоит перед глазами - огромная комната в Доме колхозника и коек десять в ней. А мы собрались поужинать. Но так как никаких столовых приборов мы с собой не взяли, даже ножа не было, то приходилось включать смекалку. Мы купили круглую булку хлеба, руками оторвали дно, получилась как бы тарелка. А мне с собой тёща дала литровую банку тушеного мяса. Вот это мясо мы и вывалили в это подобие тарелки и руками поели.
Переночевали, а утром пошли в отдел кадров морского рыбного порта. Там посмотрели наши бумаги и сказали, что возьмут. Только надо немного подождать, пока нам подберут суда для работы. Мы же попросили нас, куда нибудь поселить, а то в гостиницах для нас дороговато. Общежития у нас нет, - отвечают, - если хотите, то можете пожить на барже, она стоит в затоне. Мы, конечно, согласились.
А в то время затон только начинали строить. Вырыли огромную яму для порта и, незадолго до нашего приезда соединили её с морем. В одном углу началось строительство причала. А баржа наша стояла в самом дальнем углу. На берегу был забит металлический штырь и к нему тросиком была привязана баржа. На берег была положена самодельная сходня (несколько досок сбитых вместе). На барже была каюта на четыре койки, и было тепло. Уж не помню, как обогревалась баржа.
В каюте жил один человек. Он рассказал нам, что ждёт визу на Дальний Восток на рыбацкие суда. А до этого работал следователем в женских и подростковых исправительных лагерях. Он попал туда по распределению после окончания института. И такого там насмотрелся, что после того, как отработал обязательных три года, рассчитался и решил ехать на Дальний Восток.
Жили мы на этой барже дня четыре. А потом нас распределили. Я попал матросом на морской буксир «Ямал»,
а остальные на рефрижераторное судно, которое забирало рыбу в море с сейнеров и возило на рыбзавод. Брало оно 40 тонн груза.
Там, конечно, команде доставалось больше, чем мне на буксире. Надо было, и грузить и выгружать ящики с рыбой. Ну, а матрос на буксире, в основном, стоит вахту. Если на ходу, то у штурвала, а на стоянке – охраняет судно. Ну, там помыть палубу или что-то подкрасить, это ж святое дело!
Помню я один раз ходил на рефрижератор встретиться с товарищами, и более их не видел. Ваня Котялевский осел в Керчи, женился. Был даже где-то его телефон. Саня Вдовиченко вместе со мной окончил мореходку. А вот дальнейшую его судьбу выяснить не удалось. Будто-бы живет где-то в Днепропетровской области.
О моей работе на буксире можно прочитать в рассказе «Практика на м/б «Ямал». Немного добавлю о конце моей работы на буксире. Я рассказывал, что капитан буксира в августе того года не просыхал от пьянок. И у меня с ним были довольно натянутые отношения. Понятно, что отчет о практике нести ему на подпись было бесполезно. Написал бы всякую гадость. Когда я уходил, он даже спросил меня, а где же отчет. Я ответил, что он мне не нужен. Так вот чего ты такой борзый! - сказал капитан заплетающимся языком…
Но отчет то все равно надо было написать. В училище требовали. Вряд ли его кто-то читал, но для отчетности нужно. И я его написал. А потом стал вопрос, что надо подпись и печать. И что делать? И тут я вспомнил, что суда керченского моррыбпорта ремонтируются на Херсонском судоремонтном заводе им. Коминтерна.
Еду туда. И тут мне снова повезло. На ремонте стоит буксир «Сумы», точно такой же, как и «Ямал». А старпомом на нем Саша Светоч!
Мой хороший товарищ. (О нем смотрите в более ранних рассказах. Светлая ему ПАМЯТЬ! Хороший был человек с очень трагической судьбой!) Так он мне подписал отчет и поставил печать. Претензий в училище не было…
