Port Mariupol

    П О Р Т    МАРИУПОЛЬ

             

                           Расскажу немного о том, как я прекратил  работу на флоте и перешел работать в морской порт Мариуполь.

                           Тут надо сделать небольшое отступление. Как я уже рассказывал в предыдущих очерках, в 1974 году мы получили квартиру в Мариуполе. Но, в этом городе родственников ни у меня, ни у супруги нет. Все жили далеко. А в январе 1976 года у нас родилась дочка. А сыну ещё не исполнилось и пяти лет.  И моей супруге просто некому было помочь. Кроме меня, конечно.

                          Какое-то время я пытался затянуть время. Брал отпуск, отгулы, сидел «на биче»- охранял суда в судоремонтном заводе. Но всё равно надо было что-то решать. Но с моей специальностью – судоводитель, на берегу я не нужен был никому. Это на море судоводители-элита, а на берегу – дворники. Просил в кадрах направить меня временно в порт, было там несколько судов от пароходства. Отказали. Говорят, иди на агломератовозы, которые стояли на линии Камыш-Бурун – завод Азовсталь. Но это ещё намного хуже, чем  загранплавание. Отход-приход, стоянка в Мариуполе восемь-двенадцать часов. Даже домой не успеешь сходить. Да и зарплата много меньше. И мне пришлось рассчитаться из пароходства и поступить в порт, докером.

                           Сейчас в докеры не попадешь. Чтобы стать докером в порту, люди устраиваются на любую работу, лишь бы попасть в порт, а потом перейти в докеры. А тогда…

                          Повторяю – судоводители, это элита на флоте. Кроме карандаша и ручки ничего больше не поднимают. И зарплата тогда у судоводителей была повыше, чем у других. И так далее. А тут докер, т.е. грузчик в порту. Мне, тогда, предлагали, конечно, пойти работать стивидором (руководитель работ в порту). Но у стивидора, тогда, была ставка -140 рублей, а докеры зарабатывали от 300 до 400 рублей. А мне надо было кормить семью и платить за кооперативную квартиру.

                        В начале марта 1976 года я перешел на работу в порт. Сначала учебно-курсовой комбинат,45 суток. Учили автопгрузчики, краны и всё остальное. Затем распределили по бригадам. Я попал в бригаду бригадира Гриши Харченко, на контейнерный участок порта. Понятно, что простым докером, т.е. грузчиком. Но, так как у меня был самый низкий, четвертый класс, то меня использовали на самых тяжелых работах. Т.е. переноска мешков с различными грузами. Более легкой и отдыхающей, можно так сказать, была работа на зацепке или отцепке грузов. На зацепке, отцепке стоят два человека. Один из них старший, он же сигнальщик, управляет краном. Ну, а второй только цепляет, отцепляет. Сигнальщиком мог стать докер, проработавший более года. Вот я, например, к марту 1977 года уже имел второй класс,  и уже был крановщиком и водителем, для получения первого оставалось только сдать вождение на 10-ти тонном погрузчике, а меня на сигнал поставили только после года работы.

                         И большую часть этого года я таскал мешки. Мы выгружали крытые вагоны на рампе и грузили контейнера.

Или, наоборот, из контейнеров в вагоны. На вагон ставили четыре человека. И норма была четыре вагона в смену. Т.е.  двести сорок тонн или 60 тонн на человека. Чаще всего, в то время, шел асбест в мешках и сульфат. Асбест был от 25 до 50 кг/мешок, а сульфат -50 кг/мешок. Как ни странно, тяжелее всего было грузить мешки 25 кг весом. В вагон, ведь, всё равно надо было погрузить 60 тонн, его забивали под самый верх и количество мешков было намного больше. А сульфат шел двух видов – кучукский и рязанский. Так вот, один из них был собран в одном краю мешка. А так как мы работали в паре, то тому, кто попадал на этот, груженый, край мешка, приходилось нести все 50 кг. Другой же нес, пустую бумагу. Несколько раз выгружали нафталин. Тоже в мешках. Но в мешках он был огромными кусками, и взять мешок было очень неудобно. Да и выгружали эти вагоны только ночью. Днем было невозможно из-за запаха.

                       Несколько раз я попадал на такую вот гадость, как малеиновый ангидрид. Так смотришь, будто бы ничего страшного. Мешки  с мелкими белыми гранулами по 25 кг. Этот малеиновый ангидрид приходил в контейнерах и его забирали получатели на грузовики, для каких-то химических производств. Но, если ты работаешь без перчаток и респиратора или противогаза, то моментально краснеют, и надолго, руки и слепнут глаза. Работали в противогазах. Но в контейнере пара докеров могла наложить только один парашют (поддон). Потом пот заливал глаза и нечем было дышать.

                        Но то были цветочки. А вот на судах, в то время, привозили сахар в мешках по 100 кг, Рис, по 80 кг, орех по 80 кг. А также кофе -зеленый, по 80 кг. Выгрузка из трюмов производилась по следующей схеме. В трюме на одном ходу (один кран) работало, т.е. налаживали мешки на парашюты, или на стропа, три пары и сигнальщик стоял у комингса(края)трюма на палубе и руководил краном. На берегу, у крытого вагона с открытой дверью стоял разновысокий стол . На верхней площадке стояли два докера, которые разбирали пришедший подъём и выдавали мешки. В вагоне работало две пары, по паре на каждую сторону. Ты подбегал(да, бегом!) к столу, тебе на плечи ложили  мешок и бегом, таки, в свою сторону вагона.

Там происходила укладка почти под потолок. Все спешили  быстрее подойти к просвету. Тот, кто отставал, закладывал  просвет, а более быстрые отдыхали. Норма была та  же -  четыре вагона в смену.

                    Уставал, конечно, страшно. В троллейбус садился умышленно к окну. Потому, что, с полпути, засыпал. Но, как ни удивительно, свою остановку никогда не проезжал, просыпался вовремя.

                     Легче было на погрузке-выгрузке контейнеров или ящиков с оборудованием.

Застропка  - отстропка, а потом крепление в трюмах судов или вагонов. С контейнерами, правда, была проблема. Площадка, на которую их складировали была небольшой. И они стояли в пять рядов по высоте. Хотя, по правилам, более двух в высоту ставить нельзя. На кран цеплялась полуавтоматическая траверса(местного изготовления).Крановщик опускал её на контейнер, чтобы штыри траверсы вошли в фитинги контейнера, давал слабину, потом снова натягивал. Штыри в фитингах разворачивались и контейнер можно было перемещать. Но так как крановщик частенько не видел полностью верх контейнера и промазывал, то контейнера ломались. И тогда надо было цеплять ручную, цеповую, траверсу. И вот я становился на эту траверсу, а крановщик поднимал меня на самый верх. А это более 10 метров в высоту. Там я цеплял, вручную, контейнер и вместе с ним опускался на причал.

                Расскажу о двух случаях, когда меня чуть не убили. Первый был при погрузке пачек с алюминием в трюм судна. Слитки алюминия сложены крест-накрест и увязаны алюминиевой же проволокой.

Обычно подают в трюм по два таких пакета. Вначале, в трюме работает полуторатонный погрузчик, завозит пакеты в подпалубное  пространство. А потом погрузчик на берег, а в трюме только отцепщик. В тот день я был на отцепке в трюме. А на кране сидел пьяный Вовка Орел(Царство Небесное! Давно уж нет).И он стал гонять меня по трюму. Он то меня не видел, видел только сигнальщик на палубе. А что он мог сделать с пьяным? А ещё дело в том, что по устройству этих пакетов их невозможно поставить плотно, и между ними дыры различной величины. Стоило мне провалиться ногой в одну из  дыр, подъём раздавил бы меня, это ж около трех тонн! Я прыгал, как кенгуру.

               Второй случай произошел, когда мы грузили ткань в тюках    в трюм, точнее, уже в твиндек судна. Это было на шестом причале. Тогда там ещё стояли старезные краны АППЛЕВАЖ. Я и Валентин Хижняк были на отцепке в трюме. На кране был Володя Литвяков, он работает до сих пор. Твиндек был уже почти полностью загружен, комингс(борт)трюма был уже на уровне моей груди. И вот кран подает подъём в трюм. И придавливает меня к комингсу трюма. Напарник кричит благим матом, пытается оттолкнуть поддон с грузом. Ага, там же тонны три! Меня спасло только то, что я стоял почти в углу трюма и поддон придавил меня под углом. Спрашиваю потом Володю,- Ты что, хотел меня раздавить? А он отвечает, что я тяну контроллер на себя, а стрела крана идет вперед(залипли контакты).

                     Ну, и ещё  немного о контингенте, с которым мне пришлось тогда работать. Текучесть была огромной. Бригадиры не всегда могли запомнить своих докеров. И разговоры, в основном, были о том, кто сколько и где вчера выпил. И только очень продвинутые говорили о бабах…

                          В конце мая 1977 года я перешел работать стивидором. Ну, это уже другая история…